Хэйден внутренне пожал плечами - старуха Шиаза говорила, что нрав у этого субчика дурной, как у дерущихся котов по весне. Так что и обращать внимания на его манипуляции не стоило, - правила были обоюдны, и алхимик мог просить информацию, если был согласен на обмен ею.
Так считала папашкина любовница, а она пока вроде бы не ошибалась.
С другой стороны, никто еще ни разу не подмечал некоей мелкой детали, общей для всех историй об этом насквозь прошитом магией месте. Лива же несоответствие еще лет восемь-десять назад поразило.
Все приходили сюда со своими задачами и целями, но никто и никогда не спросил о них Библиотекаря самого.
- Может, сначала просто поговорим? Я столько слышал о вас, что было бы свинством не попробовать задать вопрос, любопытный мне уже на протяжении лет десяти.
Ливский уперся локтями о колени, рассматривая старого ящера так, будто он был сделан из гиалита.
- Все хотят от вас информации, берут, меняют, используют. А чего на самом деле хотите вы? Есть ли у вас заветное желание, такое, которое зажигает душу и сердце? Великая цель, ради которой стоит жить и драться, терпеть и выжидать?
Последние слова проговорил с азартом, разбиравшим его самого подчас, как, например, было с Философским камнем. Азартом, казалось бы, неуместным здесь, но зато такой свежей эмоцией.
Тем более, в хэйском исполнении. Маньяки, они умели быть убедительны.

Границы терпения определить непросто - для одного они составляют неверно понятое слово, для другого - годы и годы терзаний.
Люди не отличаются особой терпеливостью - их жизнь слишком быстротечна и непредсказуема. И каждое поколение ставит своей целью достигнуть независимости, убрать со своего пути высшие расы, возвеличить людей. И начинаются бунты - кровавые и беспощадные, неизбежные и отвратительные до дрожи.
Иногда продуманные, чаще - спонтанные. Но всегда есть лидер - тот, за кем идут на смерть, не боясь ее.
Лидер был и в этот раз, и впервые за несколько сотен лет разум бунта был настолько хитрым и изощренным, что сумел устроить сразу несколько кровавых очагов мятежа без огласки.
Этот бунт стал неожиданностью даже для всезнающего Легиона, всевидящие охотники не имели о нем даже представления, но - кровь лилась, горели дома высших и закипал гнев.
Начался бунт там, где его приходилось ожидать меньше всего - в городке Эф в дне полета от самого сердца Света - ангельской обители. С первыми поджогами эльфы ушли по реке к себе, в Заповедный лес, но несколько отставших попало в руки повстанцев.
Все они умерли - те, кому повезло, быстро.
Пронесся со скоростью солнечного луча слух о том, что убили и несколько ангелов - но эта новость звучала настолько страшно даже для самих мятежников, что вслух ее не обсуждали.
И когда стало ясно, что нападения никто не ждал и высших в Эфе не осталось, бунт подозрительно быстро начал расти и набирать силу.
И уже в первый день Диэйлио стало ясно, что в этот раз высшим - и особенно ангелам - придется нелегко.
Мятеж поддержали в Нуэ - быстро и без лишних вопросов, нашлись и добровольцы, готовые бороться за "люд и его долю", и за один день в Нуэ не осталось ни эльфов, ни ангелов, ни охотников.
Второго Диэйлио восстал Цидари, и мятеж вплотную подобрался к землям, подвластным охотникам. Но хуже всего, несомненно, приходилось ангелам - мятеж окружил их, оттесняя к Звездным горам. И не прекращал набирать силу.
Возможно, именно поэтому появилась небывалая по своему нахальству идея - занять Люмьер силой, доказать, что людям подвластно все. И - что самое страшное - в этот раз им и вправду было подвластно слишком многое.